Выбирая чайную утварь, да и любой иной предмет, не говоря уже о близких людях, мы неспособны предугадать ни их дальнейшую судьбу, ни то, как сложатся ваши взаимоотношения. Что там говорить, так вышло, что человек – существо слабое в предсказаниях.
Как долго служат вам вещи, в окружении которых вы находитесь? Присмотритесь, наверняка некоторым уже несколько лет, а иные вы меняете ежемесячно, если не ежечасно. Это нормальный порядок вещей, который даже не требует обращения к себе внимания.
На фотографии обычная фарфоровая гайвань. Желтая снаружи, голубая изнутри. На стенках ее традиционной иероглификой выполнен некий классический текст вроде “Алмазной сутры”. Сама гайвань не отличается уникальным исполнением или тонкостью работы, равно как и высочайшим качеством фарфора. Казалось бы, ничего особенного, чайная рабочая лошадка: когда-то она была куплена исключительно с функциональной точки зрения – заваривать и пить чай.
Что-то натолкнуло меня взять и подсчитать сколько ей лет. Слабая человеческая память остановилась на отметке в четыре года. Представьте, гайвань сменила трех владельцев, побывала в России, объездила половину Китая, перенесла несколько авиаперелетов, теряла и находила блюдечко… А сколько литров чая она успешно заварила? Если посмотреть фотографии с различных мероприятий “Магазина правильного чая”, в кадре так или иначе мелькнет ее желтый бок. Причем никогда никто не относился к ней с особой бережливостью или внимательностью: ну подумаешь, гайвань и гайвань, делов-то, рабочий инструмент.
Последний раз я мысленно прощался с ней в секунды, когда после “Пуэрной ночи” при переносе коробки с посудой у последней разовралось дно, и вся посуда, гайвани, чахаи, чахэ, пиалы блестящей белой струей стали на глазхах превращаться в груду осколков. Желтая гайвань с высоты человеческого роста упала на кафельный пол и… даже не поцарапалась! Крышка отлетела на несколько метров игриво пропрыгав и застыла без повреждений. Это удивительно!
Возможно вы слышали, в Китае считается, что нефрит – не просто красивый минерал, но и камень, способный защищать своего владельца. Будучи очень прочным, способным царапать стекло, нефрит иногда разбивается или раскалывается. В эти моменты принято говорить, что камень принял на себя “патогенную ци”, оградив своего владельца от неприятностей, потому и раскололся. Я не люблю мистифицировать предметы или явления, но с некоторых пор обычная желтая гайвань уже не кажется таким обычным предметом на чайном столе.
Это история не имеет сильного глубинного смысла, равно как и отдельной хитрой мысли, что я собирался вам передать. Простое размышление в простой будний день. Размышление о неслучайности предметов, людей и явлений, окружающих нас.
Сергей Промзинский
Если позволите, то скажу: вы, наверно, замечали, что рядом с нами расцветают, будто ночные цветы, сверхъестественные явления. Вам приходилось, например, видеть, как поздней зимней ночью на Гиндзе соберутся в кучку несколько бумажек и кружатся на ветру. Попробуйте, любопытства ради, сосчитайте, в скольких местах это происходит. От Симбаси до Миякобаси — в трех местах справа и слева — в одном, и непременно вблизи перекрестков. Вряд ли это можно объяснить воздушными потоками или еще чем-нибудь в этом роде. Приглядитесь более внимательно, и в каждой кучке вы непременно заметите красную бумажку — это либо клочок кинорекламы, либо обрывок тиёгами, либо спичечная этикетка,— но обязательно красного цвета. Стоит налететь ветру, и этот красный клочок первым взвивается вверх, будто хочет увлечь за собой остальной мусор. Из легкой песчаной пыли как бы доносится тихий шепот, и клочки белой бумаги, разбросанные там и сям, мгновенно исчезают с асфальта. Нет, они не исчезают насовсем. Сначала они быстро кружатся, а потом плавно летят, будто плывут. И когда ветер стихает, происходит то же самое — красная бумажка, как я заметил, утихомиривается раньше других. Даже вам такое не может не показаться странным. Я-то, конечно, нахожу это удивительным и, по правде говоря, раза два-три останавливался на улице и пристально глядел на непрерывно кружащиеся в обильном свете ближайшей витрины обрывки бумаги. Я заметил,— если так смотреть, можно различить, правда смутно и неясно, обычно невидимые человеческому глазу вещи, так же, как можно увидеть сливающихся с темнотой летучих мышей.
Рюноскэ Акутагава, “Ведьма”.